|
2 апреля на экраны вышел российский фильм ужасов «Пятница 12», о том, как психопат терроризирует целый город. Маньяка, который убивает всех направо и налево, сыграл челябинец Сергей Медведев.
В нашем городе он закончил театральную школу Евгения Егорова, потом поступил в школу-студию МХАТ и с первого же курса вышел на сцену. Сейчас Сергей репетирует новый спектакль «Трехгрошевая опера». «Комсомолке» удалось «вызвонить» актера между прогонами и задать несколько вопросов.
- Расскажи, как ты из Ленинского района Челябинска попал в Москву, аж во МХАТ?
Мои родители с искусством совсем не связаны. Мама – медсестра, папа сейчас на пенсии, работает в охране. Еще есть брат, он младше на 12 лет и абсолютно похож на меня. Я был парнем, который лазил по деревьям, стрелял в голубей. У меня было все, что нужно мальчику: двор, друзья, рогатки. А актерство началось с того, что в пятом классе я попал
в детскую театральную студию Евгения Егорова. Он ходил по школам, набирал детей. Зашел в мой класс на урок литературы, спросил, кто хорошо читает стихи, учитель указала на меня. Я прочитал что-то такое детское. И Егоров пригласил меня на прослушивание. С 5 класса до окончания школы я занимался в этой школе-студии. Так как многие выпускники уезжали в Москву в театральные вузы, то цель как-то сама определилась. Хотя я до сих пор не осознал, что это именно моя профессия. Просто занимаюсь делом и получаю от этого
удовольствие.
- А со своими товарищами по детской театральной школе продолжаешь общаться?
- Да у нас тут почти мафия. С 5 класса мы все были в одной каше. До сих пор дружу с Артемом Семакиным (снимался в «Питер-FM», «Волкодав», «Не родись красивой» - прим. авт.), Максимом Мальцевым («Солдаты»). Сережка Архипов был одно время у Абрамова (это театр экспрессивной классики), потом
в Екатеринбурге, а только вчера я узнал, он ди-джей в клубе. Правда, Москва – большой город и часто встречаться трудно.
- Вдали от родных учиться сложно было?
- Благодаря театральной школе у меня был огромный багаж. Пластика, хореография, речь, фехтование – все, что нужно большому артисту. Поэтому трудностей в профессиональном плане не было. До сих пор я этот багаж расходую. Я только поступил и попал в спектакль «Кухня» Олега Меньшикова. Начал учиться и сразу стал играть. А в бытовом
плане я неприхотливый человек. Жили в общаге, ели макароны. Это было прекрасное время. И сейчас могу есть макароны, это меня не напугает. Так как семья не богатая, я не избалованный ребенок. И к жизни я был подготовлен.
- Актерство – это смена масок, какая больше нравиться грустная или веселая? Какие герои: положительные или злодеи?
- Актерство для меня - возможность сказать свои слова, вытащить свой внутренний мир наружу. Эта профессия разносторонняя, она имеет широкие рамки, большой человеческий диапазон. Для меня не существует масок, артист – это личность. Чем шире личность, тем больше, как ты говоришь, масок можно на себя надеть. Я люблю грустить, люблю веселиться.
Сейчас искусство в себя включает очень многое. И музыку, и танец, и литературу - все виды искусства в одном. Приходит время синтетического артиста, который должен уметь все: петь танцевать, говорить, рисовать, играть на инструментах, работать душой и телом. Злодеев играть проще. Они более конкретные и действенные. А положительные герои обычно малодейственные.
- Какую роль ты бы никогда не сыграл?
- Пустую и неинтересную. А в остальном запретов нету. Голым или в гроб лечь – без проблем! Все экстремальные виды актерства провоцируют организм на внутреннюю работу. В фильме «Пятница 12» я играю маньяка, который полфильма бегает в крови. Мы снимали в ноябре, я был в одной рубашке в жуткий холод. Обожаю такую работу.
В театре был такой эпизод, когда я был голый обмотан скотчем и срывал клейкую ленту, как кожу. Это мелочи, но они мне очень нравятся.
Если мне интересен проект, я берусь. Если это так, заработать денег – скорее всего, откажусь. Хотя по молодости, когда был студентом, играл в дешевых сериалах «Охота на асфальте», «Команда». Но это детский хлеб, когда хотелось, чтобы к макаронам был еще и майонез. Сейчас я в таком не снимаюсь. Мне постоянно предлагают
сняться в рекламе и как их… ситкомах. Это пошлятина, я отказываюсь.
- А как ты вживаешься в роли?
- Все зависит от того, какая роль. Бывает, ничего не делаю. Бывает, очень тяжело искать какие-то нюансы. Это же другая кожа, другой организм, все другое. Поэтому то, чего нельзя вытащить из себя, приходится искать в людях, в книгах, в фильмах. В спектакле «Терроризм» (это первая работа с режиссером Кириллом Серебрянниковым)
я играл девятилетнего странного картавого мальчика, которого оставляют в аэропорту. И одинокий тон было очень тяжело найти. Я долго бился над этим и нашел выход. Окна института выходили во двор и там были качели, на которых сидел мальчик, даже не знаю, как его звать. Он качался на качелях, сколько мы находились в институте, столько он и качался. И вот этот качельный скрип, он дал мне ноту одиночества. А в кино немного по-другому: там нет времени на подготовку. Пришлось впрыгнуть в роль. И сам факт экстремальной
среды очень помог. Снимали по ночам (днем играл в театре – прим. авт.) было холодно. Весь в крови, меня бьют менты. Играть было не нужно. Обстоятельства играли за меня. В роли милиционеров были не артисты, а настоящий ОМОН, и они немножко жестили.
- Кстати, как проходили съемки? Была какая-нибудь мистика?
- Мистики было полно. У меня все крутилось вокруг цифры 12. Она буквально преследовала меня. Фильм назывался «Пятница.12». Во время съемок я переехал в другую квартиру - с 3-го на 12 этаж. А номер квартиры был 264 (цифры в сумме дают 12). А еще в фильме снялся мой младший брат, которому тогда было 12 лет, и самое интересное,
что и разница у нас с ним 12 лет. Сложностей особых не было. Нам очень помогала милиция, которая выставляла кордоны, чтобы не было лишней толпы. Съемки шли на улицах Москвы, мы все бегали в бутафорской крови. Горожане могли подумать все что угодно. Был такой момент, когда за мной гнались омоновцы, я забегал в какой-то двор, они меня там заламывают и начинают бить. Из окон домов высунулись люди и стали кричать: «Так его! Давно пора! Побольше наподдайте». Видимо, был в этом дворе персонаж, который всех
достал, и люди подумали, что это реальное задержание. Мне очень понравилось работать с Никитой Высоцким. Мы с ним почти идеально сыгрались, тем более что, между нашими героями было противостояние. Я был маньяком, а он брутальным оперативником, который так хотел меня поймать, что сошел с ума и стал даже идти против закона, только чтобы достичь своей цели.
- В прессе тебя называют восходящей звездой и надеждой театра, такая ответственность не давит?
- Да когда-то меня вписали в «новые имена». И это периодически всплывает. Сколько-то лет назад я был восходящей звездой. Сегодня я – «новое имя» театра. Я к этому ровно отношусь. Это зрительское восприятие и восприятие прессы. Я занимаюсь своим делом, и меня это мало волнует.
- С какими режиссерами тебе нравиться работать, с тиранами или демократами?
- Мне некомфортно, когда диктуют только свои условия и не дают возможности предложить что-то свое. У меня бы опыт работы с японским режиссером Кадаси Судзуки. Мы ездили в Японию, там выпускали спектакль «Король Лир». Работали по японской технологии. И там палачная система. Тебе говорят, когда ты должен попасть в свет, говорят,
в какие секунды ты говоришь текст. Шаг в лево, шаг в право – расстрел. Это не для меня.
- В театре нет дедовщины, москвичи немосквичей не гнобят? Или, может фамилия помогает?
- Фамилия не помогает. А после института уже не важно, откуда ты приехал. Во МХАТе очень много лимиты, практически большая часть.
- Твое нынешнее положение – это результат упорного труда или удача?
- Отчасти это труд, но в большей степени это подарки судьбы. Независящий от меня поток, в который попадаешь или не попадаешь. Это конечно судьба, но с другой стороны судьба не награждает тех, кто не трудится.
http://chel.kp.ru/daily/24272/467766/
|