|
Хорошо знать, что «Короля Лира» поставил тот самый Тадаси Судзуки,
что в самом начале 90-х покорил Москву спектаклем «Дионис» по «Вакханкам»
Еврипида. Все было внове: и сочетание жестокостей мифа с инвалидными колясками и
вполне современными транзисторными приемниками в руках античных героев, и
сопряжение Древней Греции с не менее древней самурайской традицией. Всё. Хорошо
бы знать, что сейчас каждому полуторачасовому спектаклю в Художественном театре
предшествует примерно такой же по времени тренинг, в котором участвуют все
актеры, даже те девушки-медсестры, что выходят на сцену на минуточку в начале и
еще на минуту – в конце, буквально под аплодисменты. И для этого тренинга нужны
чистый пол, свободное пространство, мечи и мягкая японская обувь-«таби».
Судзуки – имя. Кто-то слышал, кто-то видел своими глазами
построенный для него в Японии театральный рай – театральную деревню в горах,
среди чайных кустов, с несколькими сценами, одна из которых, например, имеет
подвижную стену, открывающую вид на Фудзияму. Ученики относятся к Судзуки, как к
полубогу.
Не зная ни того, ни другого, ни третьего, думаю, Художественному
театру такого «Лира» не простили бы.
К примеру, актеры все одеты в японские кимоно. Это понятно:
Судзуки – японец. Дальше: все роли, и женские и мужские, распределены среди
актеров-мужчин. Вполне объяснимо: так было в театре, для которого писал Великий
бард. И в японском театре – тоже. Но почему-то вдруг ни с того ни с сего в
дверных проемах показываются девушки-медсестры. Откуда? Из каких культурных, так
сказать, закромов?
К тому же в обеих театральных традициях актеры-мужчины играли
женщин. В «Лире», поставленном Тадаси Судзуки, Дмитрий Куличков, способный
молодой актер, вчерашний студент, поступивший в труппу Театра п/р О.Табакова, в
роли Реганы и не думает скрывать своей изящной бородки. А Гонерилья – Роман
Кириллов целует Эдмонда – Сергея Медведева. Наверное, предполагалась высокая
степень условности и отстранения. Не поднялись.
Если на сцене все такие самураи, отчего же Глостер не
закалывается, приняв решение о самоубийстве? Почему бросается со скалы? Так у
Шекспира. Может, незачем было одевать всех в расшитые золотом японские сарафаны?
В театре все нуждается в оправдании. Иначе выходит вампука. И ряженые.
Можно вообразить, что бы сказали, когда бы все то же самое
поставил кто-то из наших. Как бы, к примеру, понесли Виктюка: находит то, что
ему интересно, даже там, где этого нет и в помине.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы нечто «такое» интересовало
Судзуки.
Он говорит: «Мне постоянно хочется быть человеком, отличным от
того, кем я являюсь». Хорошая мысль. Но в театре она не может стать единственным
двигателем интриги. «Все наоборот» – это что-то из детского фольклора вроде
«Чудо-дерева» Корнея Чуковского.
«Весь мир – лечебница» – мысль, конечно, жесткая, но также
неоригинальная, имея в виду опыты самого Судзуки. Не всякий сюжет без потерь
способен прорасти на японской почве. С «Сирано де Бержераком», которого Судзуки
привозил год назад на Чеховский фестиваль, – явно не вышло. Там же впервые было
замечено, что Судзуки открыто пренебрегает тем, что музыка, которая по каким-то
причинам показалась ему уместной, в европейской традиции имеет совершенно
определенные смысловые ассоциации.
В «Короля Лира» Судзуки, как само собою разумеющееся, включает
музыку Генделя и Чайковского. Технические возможности театра позволяют играть ее
громко, но для слуха – приятно. Однако для истории, которую рассказывает
Шекспир, она – чужая. Чужая совсем. В лечебнице, возможно, того и другого могут
использовать в терапевтических целях. Но в лечебнице, если принять предложенные
условия игры, – свои законы. Все дело в том, что Судзуки пренебрегает даже теми
правилами, которые сам же и выдумал и не без некоторого насилия навязал
известному сюжету.
А оправдания своеволию у Судзуки нет.
На фоне нового «Лира» лучше и мотивированнее кажутся недавние
работы Кирилла Серебренникова, в пору премьеры показавшиеся собранными из
случайных компонентов. То есть, наблюдая за более или менее эффектными – в
японском стиле – перемещениями актеров, в конце концов уподобляешься самому
Лиру, который от одной неверной дочери бежал к другой, которая теперь ему
казалась лучше.
Что же получает публика? Дайджест, дающий тем не менее
определенное представление о сюжете шекспировской трагедии. Судзуки не лукавит,
отмечая в программке «талант и упорство актеров». Было бы нечестно бросить в них
камень: за время репетиций они действительно приобрели немало новых умений и
двигаются сегодня не хуже актеров Судзуки.
Среди приобретений – несколько сцен, которые отданы Лиру (Анатолий
Белый). Как же он строг, как сосредоточен, как самоуверен и самодоволен в
начале, как измучен, истерзан в конце. И в страдании своем снова – сосредоточен
и строг. Наверное, он мог бы сыграть и в более каноническом варианте. Не
дали.
http://www.ng.ru/culture/2004-11-02/6_lir.html
|